|
С.Л. Марков. Памяти М.Д. Скобелева
К тяжелым дням третьей Плевны Скобелев уже делается популярным не только среди своих подчиненных и сослуживцев, но и в армии. С его именем связывается представление о победе и славе. 30 и 31 августа, полные героизма, создают ему ореол любимого вождя, кумира солдат, больше – народного героя. Увлекателен образ Скобелева в памятный день 30 августа, изображенный двумя участниками боя, совершенно различными и по своему положению и по своим личным свойствам. Один из авторов – штатский корреспондент, художник слова Немирович-Данченко. Другой – ближайший помощник Скобелева, его боевой товарищ в этом бою – А.Н. Куропаткин. Вот страничка из "Воспоминаний о Скобелеве" Немировича-Данченко: "Происходит штурм одного из турецких редутов под Плевною 30 августа. Из-за гребня-пригорка, выехал на белом коне кто-то; за ним на рысях несется несколько офицеров и два-три казака. В руках у одного голубой значок с красным восьмиконечным крестом… На белом коне оказывается Скобелев – в белом весь… красивый, веселый. - Ай да, молодцы!.. Ай да, богатыри! Ловчинские! – кричит он издали возбужденным нервным голосом. - Точно так, ваше-ство. - Ну ребята… Идите доканчивать. Там полк отбит от редута… Вы ведь не такие? А? Вы ведь у меня все на подбор… Ишь красавцы какие… Ты откуда, этакий молодчинище? - Вытепской губернии, ваше-ство. - Да от тебя одного разбегутся, турки… - Точно так, ваше-ство – разбегутся. - Ты у меня смотри… чтобы после завтра я тебя без Георгия не видел… Слышишь? Вы только глядите – не стрелять без толку… Слышите? - Слышим, ваше-ство. - А ты, кавалер, не из севастопольцев? – обернулся он к Парфенову. – За что у тебя Георгий? - За Малахов, ваше-ство… - Низко кланяюсь тебе! – и генерал снял шапку. - Покажи молодым, как дерется и умирает русский солдат. Капитан, после боя представьте мне старика. Я тебе именного Георгия дам, если жив будешь… - Рад стараться, ваше-ство… - Экие молодцы! Пошел бы я с вами, да нужно новичков поддержать… Вы то уже у меня обстрелянные, боевые… Прощайте, ребята… Увидимся в редуте. Вы меня дождетесь после? - Дождемся, ваше-ство. - Ну то-то, смотрите, дали слово, держать надо…" А.Н. Куропаткин в своей книге "Ловча и Плевна" дает следующую полную красок и захватывающего интереса картинку боя того же 30 августа: "Успех боя окончательно заколебался. Тогда генерал Скобелев решил бросить на весы военного счастья единственный оставшейся в его распоряжении резерв – самого себя. Неподвижно, не спуская глаз с редутов, стоял он верхом, спустившись с третьего гребня на половину ската до ручья, окруженный штабом, с конвоем и значком. Скрывая волнение, генерал Скобелев старался бесстрастно-спокойно глядеть, как полк за полком исчезали в пекле боя. Град пуль уносил все новые и новые жертвы из конвоя, но ни на секунду не рассеивал его внимания. Всякая мысль лично о себе была далеко в эту минуту. Одна крупная забота об успехе порученного ему боя всецело поглощала его. Если генерал Скобелев не бросился ранее с передовыми войсками, как то подсказывала ему горячая кровь, то только потому, что он смотрел на себя, как на резерв, которым заранее решил пожертвовать без оглядки, как только наступит, по его мнению, решительная минута. Минута эта настала. Генерал Скобелев пожертвовал собою и только чудом вышел живым из боя, в который беззаветно окунулся. Дав шпоры коню, генерал Скобелев быстро доскакал до оврага, опустился или, вернее, скатился к ручью и начал подниматься на противоположный скат к редуту N 1. Появление генерала было замечено даже в те минуты, настолько Скобелев был уже популярен между войсками. Отступившие возвращались, лежавшие вставали и шли за ним, на смерть. Его громкое – "Вперед ребята!" – придавало новые силы. Турки, занимавшие ложементы перед редутом N 1, не выдержали, оставили их и бегом отступили в редуты и траншею между ними. Вид отступавших от ложементов турок одушевил еще более наших. "Ура", – подхваченное тысячами грудей, грозно полились по линии. Скользя, падая, вновь поднимаясь, теряя сотни убитыми и ранеными, запыхавшиеся, охрипшие от крика, наши войска за Скобелевым все лезли и лезли вперед. Двигались не стройными, но дружными кучками различных частей и одиночными людьми. Огонь турок точно ослабел и действие его, за захватившее всех решимостью дойти до турок и все возраставшею уверенностью в успехе, стало менее заметным. Казалось в рядах турок замечалось колебание. Еще несколько тяжелых мгновений – и наши передовые ворвались с остервенеем в траншею и, затем, с 4 часов 25 минут пополудни, в редуте N 1. Генерал Скобелев, добравшись до редута, скатился с лошадью в ров, высвободился из под нее и из числа первых ворвался в редут. Внутри и около редута завязалась короткая рукопашная схватка. Упорнейшие турки были перебиты, остальные отступили назад к своему лагерю, лежавшему в 300 саженях к северу от линии редутов. Другие отступили к редуту N 2. Интересен следующий эпизод: схватка еще не всюду была кончена, как офицеры и солдаты, шедшие на редут за Скобелевым, как за знаменем, окружили его и умоляли идти назад, умоляя поберечь себя. Тяжело раненый майор Либавского полка тащил его за ногу из седла. Лошадь, на которую Скобелев сел, была повернута и выведена из редута. В эти минуты каждый от сердца готов был прикрыть своею грудью начальника, раз уверовал в него и видел его личный пример, личное презрение к смерти…" Много подобных воспоминаний дает богатая литература о "Белом генерале". Много в этих рассказах очевидцев разбросано отдельных эпизодов, рисующих и кипучую деятельность Михаила Дмитриевича и его безумную порой отвагу и его теплое душевное чувство к солдатам и подчиненным. Заботливость Скобелева была исключительная. Его дивизия всегда была одета, обута и сыта при самой невозможной обстановке. То и дело при встрече с солдатами, в период Плевненского сидения, Скобелев останавливал их вопросами: - Пил чай сегодня? - Точно так, ваше-ство. - И утром, и вечером? - Так точно. - А водку тебе давали?.. Мяса получал сколько надо? И горе было ротному командиру, если на такие вопросы следовали отрицательные ответы. В таких случаях Михаил Дмитриевич не знал милости, не находил оправданий. Но заботы Скобелева о солдате шли дальше вопросов его продовольствия – 13 октября 1877 года он пишет следующий собственноручный приказ по 16-й пехотной дивизии: "Лагерь наш слишком скучный. Желательно было бы, чтобы чаще горели костры, пели бы песни; назначать по очереди перед вечернею зарею в центре позиции играть хору музыки. Разрешается петь и поздно вечером. Во всех ротах обратить серьезное внимание на образование хороших песельников; поход без песельников – грусть, тоска". И музыка у Скобелева была всюду и всегда, – под музыку шли в бой, музыка заглушала предсмертные стоны, музыка торжествовала победу, музыка, наконец, завораживала диких текинцев, когда под стенами Геок-Тепе раздавались торжественные звуки вечерней зари и молитвы. Но наряду с заботливостью о солдате шло строгое взыскание за нерадение и невнимательное отношение к службе, особенно в бою. Вступая в командование войсками, действующими в Закаспийской области, Скобелев писал в приказе: "…считаю священным долгом напомнить доблестным войскам, ныне мне вверенным, что основанием боевой годности войска служит строгая служебная исполнительность, дисциплина. Дисциплина, в полном значении этого слова, быть там не может, где начальники позволяют себе относиться к полученным им приказаниям небрежно. Это должно отзываться на отношения нижних чинов к долгу службы. Строгий порядок в лагере, на бивуаках, строгое исполнение всех, даже мелочных требований службы, служит лучшим ручательством боевой годности части. Законность отношений есть первое основание дисциплины: "…всеми действиями военнослужащих должен руководить закон. Им, а не личным произволом должен руководствоваться всякий начальник, как в своих действиях вообще, так и в наложении дисциплинарных взысканий в особенности, чтобы и нижние чины знали, чем они должны руководствоваться в своей служебной деятельности, и сами бы приобрели уважение к закону". Говоря об отношении Михаила Дмитриевича с солдатами нельзя не отметить с какой настойчивостью развивал он в них чувство собственного достоинства. Раз как-то, на глазах у Скобелева один из командиров ударил солдата. - Я бы вас просил этого в моем отряде не делать… Теперь я ограничусь строгим выговором – в другой раз должен буду принять иные меры. В ответ на оправдание командира, сославшегося на дисциплину, на глупость солдата, на необходимость зуботычины Скобелев заметил: - Дисциплина должна быть железною. В этом нет никакого сомнения, но достигается это нравственным авторитетом, а не бойней… Солдат должен гордиться тем, что он защищает свою Родину, а вы этого защитника как лакея бьете… Гадко… Нынче и лакеев не бьют… А что касается до глупости солдата – то вы их плохо знаете… Я очень многим обязан здравому смыслу солдата. Нужно только прислушиваться к ним. Своей принадлежностью к отряду Скобелева солдаты гордились в высшей степени. "Мы – скобелевские", – отвечали они на вопрос какой они части или дивизии. И в этих двух словах звучал особенный смысл и гордость, в них звучали нотки уверенности в будущие победы, в грядущую славу. События после Плевны лишь еще больше, если это было возможно, подняли восхищение Скобелевым и в армии и в народе. Переход через Балканы, Шейново с пленением армии Вессель-паши, командование авангардом армии и даже стоянка поде стенами Константинополя, куда всем своим существом рвался Скобелев, полны почти легендарных рассказов о нем. Здесь действительные подвиги перемешались с анекдотами и воспоминаниями, часто полными наивной прелести и народной веры в созданного им кумира. Молва народная далеко разнесла его славу и чувство восторгов Руси были у ног "Белаго Генерала". Казалось, русская природа Его из меди отлила И в руки меч ему дала Во славу русского народа. Поде неприятельским огнем, Иль в натиске безумно смелом, Он нам в своем колете белом, Казалось был прикрыть щитом Архистратига Михаила…[8] Настроение Скобелева к концу войны, вызванное остановкой армии перед вратами Царьграда, у порога давно желанной цели и поражение нашей дипломами, после побед добытых кровью русского солдата и офицера крайне ярко определяют следующие слова приписываемые Михаилу Дмитриевичу: "Что до меня касается, говорил он, то я люблю войну. Всякая нация имеет право и обязанность расширять свою территорию до естественных границ. Мы, славяне, например, должны взять Босфор и Дарданеллы, иначе мы потеряем всякое "историческое значение". Если нам не удастся наложить руку на эти проливы, то мы задохнемся, как бы обширна ни была наша земля. Пора покончить с сантиментальными заявлениями, и видеть пред собою только наши интересы. Наполеон их хорошо понял, когда, в Эрфурте и Тильзите, предлагал Александру I сообща переделать карту Европы. Он предлагал нам Турцию, Молдавию, Валахию, но только под тем условием, чтобы мы ему предоставили разделаться по своему с немцами и англичанами. Мы не сумели его понять. Другими словами, он предлагал нам истребить самых злейших врагов наших и в добавок осыпать нас разными благодеяниями, чтобы отблагодарить нас за позволение". С окончанием войны, в числе русских войск оставленных для оккупации Болгарии, был и 4-й армейский корпус, которым командовал Скобелев. В этот период его политические верования окончательно приобрели славянофильское направление. Население Болгарии боготворило Скобелева, а он, верный своей натуре, работал над созданием здесь кадра людей способных отстоять свою независимость и разделаться с турками без помощи русских войск. "Если нужно отдайте жен, детей, имение, но берегите ваши ружья", – вот завет оставленный Скобелевым братушкам. И труды Скобелева сказались очень скоро – видевшие маневры его ратников-поселенцев помнят стройные ряды дружеств, их пестрые колонны, проходившие под звуки народного гимна "Шумы марица окрававена" с припевом – "марш, марш Скобелев наш" и казалось всем, что последний припев звучал пророчески – "марш, марш Царьград будет наш". Из Болгарии Скобелев с 4-м корпусом вернулся в Россию и все внимание обратил на обучение своих войск. В 1880 году на Среднеазиатской окраине надвинулась новая гроза. Ряд постигших нас неудач в борьбе с текинцами требовал решительных мер, искусной подготовки всей операции и постановки во главе экспедиционного отряда опытного, талантливого и энергичного человека. Таковым мог быть в то время только один Скобелев, ему и было вверено покорение Ахалтекинского оазиса. В первых числах мая 1880 года Михаил Дмитриевич прибыл в Чикишляр и сразу отдался кипучей деятельности по подготовке средств для продвижения отряда в глубь оазиса к единственной крепости текинцев Геок-Тепе. Пока собиралось продовольствие, стягивались войска и налаживался тыл, Скобелев с отрядом в 800 человек при 10 орудиях произвел рекогносцировку, продвинувшись из Бами на 112 верст, к Геок-Тепе. По сведениям текинцев в Геок-Тепе было собрано до 25.000, способных носить оружие. Понятно, что успех подобной рекогносцировки, где горсть русских смело шла к цели всей операции, цели до сих пор недоступной, должен был произвести неотразимое впечатление и на врага-азиата, да и на весь отряд Скобелева. Только талант Скобелева и его глубокое знание свойств противника помогли окончить эту рекогносцировку с полным успехом. Впечатление получилось огромное. 25.000 текинцев не смогли раздавить горсти людей, отважно проникших к стенам их крепости. Уныние водворилось в Геок-Тепе - будущее поражение текинцев уже предчувствовалось. Вот одна из сценок объясняющих нам каким путем Скобелев достигал той нравственной мощи в своих войсках о которую разбивались все препятствия, все скопища врага. "Во время рекогносцировки к крепости Геок-Тепе 6 июля 1880 года, в самом начале боя джигитам нашим удалось во время открыть засаду из 400 текинцев под командой Тыкма сердаря, и для встречи ее ракетная сотня вынеслась на позиции. Первая ракета упала перед станком, прислуга замялась, ожидая близкого разрыва. Скобелев заметил замешательство и явился на батарею. Со второй ракетой произошло то же самое. Командир батареи скомандовал людям отбежать. Но Скобелев со словами "отставить" заставил коня своего стать над шипящей ракетой. Ракету разорвало, ранило в нескольких местах лошадь Скобелева и убило одного казака. "Я не берусь описывать, чувство энтузиазма, – говорит очевидец, – охватившего всех присутствующих. Загремело "ура", полетели вверх шапки… хотелось всем и каждому броситься к этому великому человеку, хотелось расцеловать его, обнять, прикоснуться только к его платью". Говоря о личной храбрости Скобелева следует вспомнить слова художника В.В. Верещагина о Михаиле Дмитриевиче: "Кто не был в огне со Скобелевым, тот положительно не может себе понятия составить о его спокойствии и хладнокровии среди пуль и гранат, – хладнокровии тем более замечательном, что, как он сознавался мне, равнодушия к смерти у него не было. Напротив, он всегда, в каждом деле, боялся, что его прихлопнут и, следовательно, ежеминутно ждал смерти. Какова же должна была быть сила воли, какое беспрестанное напряжение нервов, чтобы побороть страх и не выказать его. Благоразумные люди ставили в упрек Скобелеву его безоглядную храбрость. Они говорили, что "он ведет себя как мальчишка, что он рвется вперед, как прапорщик, и что, наконец, рискуя "без нужды", он подвергает солдат опасности остаться без высшего командования и т.д. Надобно сказать, что это все речи людей, которые заботятся прежде всего о сбережении своей драгоценной жизни – а там что Бог даст. Пойдет солдат без начальства вперед – хорошо, не пойдет – что тут поделаешь: не для того же дослужился человек до генеральских эполет, чтобы жертвовать жизнью за трусов". 12 января 1881 года крепость Геок-Тепе пала. Покорение оазиса, по плану предложенному Скобелеву, было намечено в течение 2 лет. Скобелев окончил всю операцию в 9 месяцев. Россия получила целую страну, имя русского стало символом могущества и силы для всей Азии. За покорение Ахал-Теке Скобелев был произведен в генералы-от-инфантерии и получил орден Святого Георгия 2-й степени и Святого Владимира 1-й степени. Одна эта операция дает право Скобелеву стать в ряду наиболее выдающихся полководцев мира. В ней Скобелев доказал, что из него вполне сформировался военачальник, способный стать во главе армии и дать ей победу. И весь славянский мир так и смотрел на Скобелева. Он был тот вождь, который должен был повести русские полки, а с ними и единокровных славян на врага и добиться победы, как бы ни был могущественен этот враг. Последние месяцы жизни Скобелева полны его работой в 4-м корпусе. Оставшиеся после него приказы по корпусу и поныне должны служить настольной книгой для всякого военного. Сама жизнь бьет со страниц этих казенных документов и увлекает читателя своею простотой, ясностью и глубоким смыслом. В последние же годы жизни Михаил Дмитриевич выдвигается и как государственный человек, и как политик. Славянофильство Скобелева сказалось в полной мере. Его речь 12 января 1882 года, в годовщину взятия Геок-Тепе, вызвала много шуму и в наших и в иностранных газетах. Закончил свою речь Скобелев следующей фразой: "Господа, в то самое время, когда мы здесь радостно собрались, там, на берегах Адриатического моря, наших единоплеменников, отстаивающих свою веру и народность, именуют разбойниками и поступают с ними как с таковыми! Там, в родной нам славянской земле, немецко-мадьярские винтовки направлены в единоверные нам груди… Я не договариваю, господа… Сердце болезненно щемится. Но великим утешением для нас – вера и сила исторического призвания России". Еще больше шуму подняла речь Скобелева, сказанная им в Париже в 1882 году в ответ на приветственный адрес поднесенный Михаилу Дмитриевичу студентами-славянами. Все эти речи взбудоражили наших дипломатов и, притянув всеобщее внимание к Скобелеву, чуть не стоили ему очень дорого. Скобелев был вызван в Петербург, недоброжелатели его уже считали что звезда Скобелева готова закатиться, но милостивая аудиенция Императора заставила умолкнуть бесконечные разговоры. Час пробил, но иной – закатилась не звезда славы Михаила Дмитриевича и его успехов, а приближался час окончания всех счетов земного поприща. Много надежд было связано с именем Скобелева, много пылких мечтаний могло осуществиться его талантом, его нечеловеческой энергией и все эти мечты и надежды рухнули вместе с неожиданной смертью "Белого генерала". 24 июня 1882 года Михаил Дмитриевич приехал в Москву, воспользовавшись месячным отпуском после оранских маневров. В течение дня Скобелев был весел, шутил, много толковал с офицерами на военные темы. В 11 часов вечера он уехал от известного славянофила И.С. Аксакова, а в 1 ночи, в гостинице "Англия" ему сделалось дурно. Позванная медицинская помощь оказалась запоздалой, через 1? часа приблизительно его не стало. Не выдержало сердце, всю жизнь усиленно бившееся, не выдержал и железный организм с юности брошенный, в водоворот событий полных риска, опасностей, гениальных подвигов, громадных удач и еще большей зависти. Не стало Скобелева, а вместе с ним и того человека в руки которого можно было вверить силу народа – армию и ее грядущие успехи. Смерть Скобелева вызвала общее народное горе. Толпы окружали прах героя в Москве, те же толпы провожали и встречали траурный поезд на всем пути от Москвы до родового именья Скобелевых – Спасского. Слезы крестьянина смешались с глубоким горем армии и всей России. Генералы, купцы, мещане, высочайшие особы, духовенство, солдаты, женщины, дети – все шли сказать последнее прости своему великому современнику, своему кумиру. Цветами был усыпан гроб героя и непритворные слезы текли по лицам солдат, отдававшим последний долг своему вождю. Во время отпевания преосвященный Амвросий между прочим сказал: "Слезы текут из глаз, тяжело и горько нам, Отечество теряет дорогого сына, а мы – великого современника. Плачь русская крестьянка – он был отцом детям твоим, ополчившимся на врагов Отечества. Плачь русский народ – в нем ты потерял просвещенного заступника за родную землю и выразителя твоей блестящей славы". Чувства благодарного народа сказались в ряде стихотворений и легенд, связанных с именем Скобелева. Не угас в душе народной, Как русской мощи идеал, Как чести символ благородный - Наш славный, белый генерал[9]. Память о Скобелеве жива и долго будет жить – миссия человека, подобного Скобелеву, не прекращается со смертью, потомство должно беречь как священную драгоценность память о нем и в его подвигах черпать новые силы в годину испытаний. И живы в нас Пожарский, Минин, Суворов, Скобелев, они - Зовут вперед нас; ими силен Народный дух в несчастья дни[10]. Воздвигаемый ныне в Москве памятник генерал-адъютанту Скобелеву является лишь ничтожной лептой его сограждан.
С.Л.М.
________________________________________ [1] Кариус Э.Ф. Ледяной… // Вестник Первопоходника. – Лос-Анжелес. 1961. N 3. С. 20-21.
[2] Немирович-Данченко В.И. Скобелев. – М., 1993. С. 10-11, 51.
[3] Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах в освободительной войне за Россию. 1917-1920 гг. Т. 1. – Париж, 1962. С. 174.
[4] Деникин А.И. Очерки русской смуты. – Париж, 1921. Т. 1. Вып. 1. С. 96.
[5] Редакция сайта благодарит Н.Л. Калиткину за помощь в подготовке публикации.
[6] Комиссия была образована в составе: правителя дел академии генерал-майора Баиова, заслуженного профессора генерал-лейтенанта Колюбакина, профессора полковника Юнакова, заведующего хозяйством академии полковника Попова, 145-го Новочеркасского полка капитана Левошко, инженерных войск полковника Симонова, от войск Московского военного округа – инженера полковника Воронцова-Вельяминова и Генерального штаба полковника Никольского и от Москвы – Городской думы художника-архитектора И.С. Кузнецова (здесь и далее – примечания автора).
[7] Из председателя начальника ИМПЕРАТОРСКОЙ Николаевской военной академии генерал-лейтенанта Щербачева, в составе членов правителя дел академии полковника Баиова, ныне генерал-майора, членов конференции академии: генерал-майора Христиани, полковника Головина, полковника Келчевского, заведующего хозяйством академии полковника Попова, от высшей гражданской власти в Москве – Московского градоначальника генерал-майора Адрианова, от городского управления Москвы – гласного Московской городской думы художника-архитектора И.С. Кузнецова, от штаба Московского военного округа – старшего адъютанта штаба округа полковника Никольского, от Инженерного комитета Главного инженерного управления – академика архитектуры, статского советника фон-Гогена, от Техническо-строительного комитета Министерства внутренних дел – профессора архитектуры, действительного статского советника В.В. Суслова, от ИМПЕРАТОРСКАГО русского военно-исторического общества полковника Струкова, от ИМПЕРАТОРСКАГО Санкт-Петербургского общества архитекторов – академика архитектуры И.С. Китнера, от общества архитекторов-художников – академика, графа П.Ю. Сюзора и от ИМПЕРАТОРСКОЙ академии художеств – академика скульптуры Р.Р. Баха и академика архитектуры В.А. Покровского.
[8] Стихотворение Полонского "25 июня 1882 г." (на смерть М.Д. Скобелева).
[9] Из книги С. фон Дитмар.
[10] Стихотворение Горцева
http://www.belrussia.ru/forum/viewtopic.php?t=195
|
